Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея] - Джордж Кокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня с собой две-три сотни долларов, — сказал он, продолжая наблюдать за ней. — И тысячи две-три в банке.
Теперь в ее глазах вспыхнул интерес.
— А есть здесь отделение этого банка?
— Да, есть.
— Они оплатят ваш чек наличными?
— Наверное, если будет время телеграфировать в Нью-Йорк. Так какова ваша цена?
— Что?
— Сколько вы хотите и что я получу за свои деньги?
— Я дам вам знать, — сказала Лола и выпрямилась, зажав свою сумочку под мышкой, повернулась и направилась к выходу. Рассел кинулся следом, догнал и остановил:
— А почему не сейчас, Лола?
Произнося это, он вдруг заметил, что в ней что-то изменилось. Может быть, пронзительность ее взгляда, жесткие линии рта и подбородка противоречили вкрадчивым манерам; может быть, просто появилось желание скорее уйти, раз она одержала победу… Да, независимо от причины она стремилась поскорее уйти, в карих глазах сквозили неуверенность и беспокойство.
— Я хотела только увидеть, как вы к этому отнесетесь, — сказала она.
— Хорошо. Вы получили информацию. Я постараюсь получить деньги.
— Нет нужды торопиться с этим, не так ли? — она помрачнела. — Это была только идея. Ее нужно обдумать и, может быть, позже…
Ей не удалось закончить фразу, так как в этот момент раздался стук и, опережая Рассела, она открыла дверь, обнаружив стоящую на пороге Клер Тремен. Гибкая фигурка девушки была облачена в белый купальный костюм и халат, выгоревшие на солнце темные волосы перехвачены резиновой лентой, в первый миг на юном лице засветилась мягкая улыбка, но при виде Лолы и завернувшегося в халат Рассела огоньки из ее глаз исчезли, линии рта стали жестче.
— О! — Она отступила на шаг. — Простите, я не хотела…
— Заходите, дорогая, — сказала Лола, — я уже ухожу.
Рассел воскликнул: «Клер!» — но в коридоре уже никого не было. Когда он проскочил мимо Лолы, девушка была уже в конце галереи, и только халат развевался на бегу.
Лола некоторое время смотрела на Рассела, потом пожала плечами.
— Мне очень жаль, — бросила она и неторопливо пошла следом за девушкой, высоко подняв голову и покачивая бедрами…
Рассел позавтракал в кафе, полагая, что так будет быстрее, и за едой обдумал свои самые насущные проблемы. Больше всего ему хотелось найти Клер и объяснить, что произошло, но так как время могло оказаться решающим фактором, то объяснение он решил отложить. Визит Лолы и ее предложение открывали новые возможности, и он хотел их использовать, если удастся.
Дело, конечно, не в том, что он рассчитывал сам раскрыть убийство. Это дело полиции, у которой были соответствующие знания и нужное оснащение, которых ему недоставало. Он уже почти не думал о том, что сам оказался замешанным в это дело. Но он не мог забыть, что произошло в номере Клер. Темнота, вспышка выстрела, мгновения ужаса все еще не выходили у него из головы. Кто-то пытался убить Клер. Он не знал почему. Больше всего его волновало то, что неизвестный, потерпев неудачу один раз, может повторить попытку. И он не был уверен, что сможет ее предотвратить. Но единственное, чего он не мог себе позволить, — это бродить вокруг отеля как праздный турист. Нет, позднее, когда он сделает все, что сможет, он намеревался ни на секунду не оставлять Клер Тремен.
Рассел не вернулся в свой номер и воспользовался телефоном в холле отеля, чтобы позвонить Гектору Квесаде. Сначала его не понимали, но потом к телефону подошла женщина, говорящая по-английски, и сообщила, что генерального инспектора нет на месте. Джим представился и заявил, что позвонит позднее. Мысленно вычеркнув из своего плана первый пункт, он принялся за второй. Он считал, что наряду с полицией лучшим источником информации является пресса. Во время короткой встречи Джордж Гиббс произвел на него хорошее впечатление и наверняка мог сообщить немало интересного. Кроме того, у него было определенное преимущество, так как Джим знал об убийстве и мог предложить собственную версию. Поэтому ему казалось, что обмен информацией может быть взаимно полезен, и он поспешно отправился на поиски машины и водителя.
Швейцар узнал его и махнул рукой в сторону длинного ряда автомашин, стоявших возле отеля. Из ряда выехал большой «седан», поспешно выскочивший водитель открыл заднюю дверь. Подойдя ближе, Рассел увидел, что это вчерашний автомобиль, но водитель другой. Этот был меньше ростом, не такой плотный, кареглазый, скуластый, орлиный нос выдавал индейскую кровь.
— Вчера на этой машине работали не вы, — сказал Рассел.
— Нет, сэр. Вчера работал мой двоюродный брат. Сегодня он повез жену и детей в деревню, и я вместо него. Меня зовут Педро.
Тут вмешался швейцар.
— Это хороший человек, — заверил он. — Хороший водитель.
— Ладно, — согласился Рассел. — Мне нужна машина, возможно, на большую часть дня. Я плачу по счетчику, но не оплачиваю стоянки, если они не будут превышать получаса.
Педро темпераментно кивал головой и улыбался.
— Я согласен, согласен, — кланялся он…
Редакция газеты «Панама Ситизен» была не столь запружена народом, как накануне, и Джордж Гиббс заметил Рассела, едва тот вошел. Покинув свой закуток, подошел к нему, чтобы поздороваться; судя по умным темным глазам, приветствие было искренним.
— Вы именно тот человек, которого мне хотелось видеть, — начал он. — Можете что-нибудь рассказать о деле Дарроу?
— Я думал, вы уже знаете.
— Да, конечно. Но хотелось бы знать больше.
— Вы сейчас заняты? Есть здесь местечко, где мы можем выпить по чашечке кофе?
— Конечно, есть.
— Тоща надевайте пиджак и пошли.
— Пиджак? Ха! — Гиббс рассмеялся. — Я надеваю пиджак не чаще раза в месяц. Вот почему мне здесь так нравится. — Он взмахнул коротким рукавом своей пестрой спортивной рубашки. — Для меня это главная форма одежды и днем и ночью. Пойдемте. Я отвезу вас в мой клуб.
12
Оказалось, что клуб Джорджа Гиббса — тот самый «Бальбоа Гарден», расположенный в двух кварталах от редакции. Они прошли не через главный вход, а обошли здание и вошли через боковую дверь, слева от которой располагались ресторан, бар и погруженный в полутьму большой зал с высокими потолками; перед ними и вправо находилась танцевальная площадка под открытым небом, ниша для оркестра, а в глубину уходили два ряда столиков на двух уровнях.
Именно здесь Гиббс проводил большую часть своего свободного времени и достоинства этого места он объяснил после того, как заказал себе пиво, а Расселу — кофе. Еда здесь была хорошей и дешевой, что как он сказал, было очень удобно.
— Это место в известной мере рассчитано на небогатого человека. Может быть, не совсем бедного, скажем так, из нижнего среднего класса.
— И что оно из себя представляет?
— Как бы вам это сказать… это место, где можно поесть и потанцевать, по вечерам здесь играет музыка, но все делается на высшем уровне — видите знаки, они требуют приходить в пиджаке. Сюда, — он обвел зал рукой, — средний служащий, белый воротничок, так сказать, может привести свою девушку и протанцевать с ней целый вечер, и при этом ему придется купить всего несколько кружек пива. Практически здесь никто не пьет крепких напитков. Существует легенда, что однажды кто-то спросил виски в неурочное время — так пришлось послать официанта на улицу, чтобы он купил бутылку.
— Вы полагаете, это место значится в телефонной книге? — спросил Рассел.
— Конечно.
— Попробуйте найти.
Гиббс подозвал официанта и попросил принести телефонный справочник; заодно он заказал еще пива. Перелистав всю книгу, вернулся назад, наконец нашел и улыбнулся.
— Вот оно, но я думаю, что это единственное место, которое не приведено и по-испански, и по-английски. Никогда не знал.
— А как это звучит в списке?
— Jardin. Это означает сад. Вот здесь, — и он показал Расселу строку с этим испанским словом. — А когда вы пытались его найти?
— Это длинная история.
Гиббс взглянул на него и почувствовал, что уклончивость Рассела служит намеком на что-то более важное.
— Если это имеет какую-то связь с убийством, — сказал он, — я хотел бы услышать, в чем дело.
Только об этом и думая, Рассел решился рассказать Гиббсу о том, что произошло. Он испытывал инстинктивную симпатию к этому человеку, помня все, что рассказывал о нем коллега Рассела в Нью-Йорке. Канадец, бывший пилот со страстным желанием писать и неполным журналистским образованием, прерванным войной. Холостяк тридцати семи лет, уставший от снега и холодных мокрых весен, он активно работал в Панаме, рассчитывая в будущем на дела покрупнее. Расселу казалось, что этому человеку можно доверять, и потому он рассказал почти все с небольшими купюрами, предупредив, что информация эта неофициальная и в какой-то мере конфиденциальная, так что Гиббсу вряд ли удастся многое из нее напечатать.